«Не играйте, дети, в войну…»: о труженице тыла Ольге Петровне Глущенко в рубрику «Расскажи о своем ветеране» написал Совет ветеранов УФСИН

14.04.2020

22 июня 1941 года... День, который расколол жизнь миллионов советских людей на «до» и «после». Война не пощадила никого - ни взрослых, ни детей. И даже если удалось выжить, остаться целым - воспоминания тяжелым комом лежат на сердце, жгут душу. 75 лет прошло с того дня, а труженица тыла Ольга Петровна Глущенко не может говорить о своем детстве без слез.

- Ольга Петровна, сколько вам было, когда началась война?

- Шел десятый год. Я не очень хорошо помню даты, но события, эмоции, которые мы тогда переживали, и рада бы забыть, да не могу.

- Где жила ваша семья в то время?

- В селе Балки Запорожской области. Нас у родителей было пятеро дочерей. Старшей - 13 лет, младшенькая родилась, когда папа уже ушел на войну. А маме - Харипине Федоровне - было 38 лет. Мы, дети, мало знали, но по­нимали, что случилось одно большое горе на всех. Помню, сидели во дворе под стогом сена и сильно плакали, а старшая сестра объясняла нам, что на нас напали интервенты, и всем надо Родину защищать. И может случиться так, что папочка не вернется...

Всех здоровых мужчин мобилизовали на фронт. Остались только женщины, дети, ста­рики и инвалиды. И поля остались неубран­ные - зерно, подсолнухи, кукуруза. Стали мы на работу в колхоз ходить вместе с мамой - младшенькие только оставались дома. Зерно собирали, на веялках работали. Я маленькая, меня эта веялка затягивает, так мы вдвоем с сестрой навалимся. Сушили зерно, потом грузили его на подводы. Носилки тяжеленные - вчетвером кое-как поднимали. Машин почти не было, в основном, лошади, а чаще быки вместо них. А если машина какая появлялась, то на ней обязательно было написано: «Все для фронта, все для победы!» Так под этим ло­зунгом и трудились всю войну. А вечером еще и на своем подворье надо управиться - коро­ва, поросенок, огород - этим и кормились.

- Когда вы воочию увидели войну?

- Второй год уж, наверное, был войне. Сидим с сестрами на печке. А мама подоила корову, взяла крынку с молоком, чтобы в под­вал отнести. И вдруг, видим, по дороге фаши­сты идут. Двое подбежали к маме, схватили крынку и стали пить. А возле забора стоял чан, куда мы сливали остатки еды для поросенка. Они котелками черпали и жадно так глотали, передавая друг другу. Такие голодные были.

Но самое сильное воспоминание не об этом, конечно. Однажды по селу пронесся слух, что неподалеку от нас, за плавнями - это заливные сенокосные луга - в лесу остались отрезанные немцами партизаны. И у них на исходе про­дукты. Собрались наши женщины и решили помочь им. Целый день готовили - пекли хлеб, сбивали масло, сметану, собирали подсолнеч­ное масло, муку. Провизии набралось - четыре подводы. Решено было отправить подростков, потому что если взрослые наткнутся на нем­цев - смерти не избежать. Снарядили двух мальчиков и двух девочек, в том числе и меня. А проводником стал пятнадцатилетний мальчик. Он с отцом сенокосил в той стороне, поэтому знал, как добраться до партизанского отряда. Никакого страха не испытывали, только гор­дость - еще бы, лошадей нам доверили! Было просто интересно и радостно в предвкушении приключений. А матери, прощаясь с нами, плакали и целовали с головы до ног.

Выехали вечером, когда стемнело - ночи на Украине черные. Продукты на подводах укрыты сеном, на каждой - по ребенку. Вожатый наш говорит: «Очень вас прошу, делайте только то, что я вам говорю». Когда въехали в лес, вот тут стало страшно - а ну как в засаде немцы?! И вдруг заскрипела одна телега, видимо, от тяжести. Вожатый остановил нас - дальше с таким скрипом ехать нельзя. И вот, молодец, ведь придумал! Подставили мы все четверо плечи под подводу (у меня до сих пор это плечо побаливает), он отвернул колесо и на­лил на него масла подсолнечного из бидона. И перестало скрипеть. Поехали дальше. Мы ж дети малые - клюем носами. А вожатый нам: «Только не спите, только не спите! Говорите: «Господи, помилуй, господи, помилуй!». А мы - что понимаем? - выросли без церкви, но повторяли за ним. И вдруг перед нами воз­никли двое мужчин. Парень с ними поговорил, они подбежали к нам, на руки подняли, стали обнимать, целовать. Дошли мы до отряда, разгрузили подводы. Нас спать положили -ночью в обратный путь отправляться. А мы спать не можем, все расспрашиваем - матери наказали разузнать про отцов наших, может, встречали где.

Из той поездки мы вернулись разом по­взрослевшие. Поняли, что это было не просто ночное приключение - мы помогли людям спастись. Так я еще трижды ездила в отряд. И каждый раз делала это уже сознательно, понимала - зачем.

- Ольга Петровна, как пережили оккупацию?

- Немцы появились в селе стремглав, нале­тели, как стая ворон. Сразу все изменилось. Закрыли школу, разместили в ней свой штаб.

Но самым страшным в тот момент были не немцы, а наши, перешедшие на их сторону. Предатели, которые встречали фашистов хлебом-солью на рушниках. Почувствовав вкус власти, вели себя по-скотски. Заходили во дворы, убивали скотину, забирали провизию. А первым делом полицаи составили список коммунистов и их семей - и наша семья в том числе: папа мой председателем колхоза был и, конечно, коммунистом. И начали нас тер­зать - из дома выгнали. Приютил нас дядя, но у него самого тесно было. Все лето месили мы саманы - солому с глиной. Маленькую хатенку выстроили и разместились.

Как-то вечером объявили, что завтра будут отправлять в Германию молодежь. И по списку идут первыми дети коммунистов, среди них наша старшая сестра Мария, ей уже 14... Мама в шоке, что делать? Посадила перед собой старшую дочку и говорит: «Умру, но в Герма­нию тебя не отправлю. Мне отец не простит». Взяла пучок крапивы и по дочкиным ножкам настегала - до белых волдырей. Сестра кричит от боли, мы плачем от страха. «Терпи, дитя мое, терпи», - уговаривает мама. И тут как раз на пороге - два немца и полицай. А сестра сидит на печке, ноги свесила. Они как увидели ее волдыри, закричали: «Рожа, рожа!» - и бегом из хаты. Пронесло, думали мы. А утром видели, как молодых парней и девушек грузили в маши­ны - крик стоял на всю округу, плакали все, и родители, и дети. Чувствовали, что расстаются навсегда. А через три дня - снова облава - в первый-то раз многим удалось спрятаться.

Пришлось маме повторить истязание дочери. А ножки у нее еще с того раза отечные, красные. Только мама стегнула раз крапивой, как девочка сознание от боли потеряла. Мы ее холодной водичкой обтираем. Тут и полицаи пришли - увидели этот ужас, больше не совались к нам. А мама долго потом лечила доченькины ножки, но зато от страшной судьбы уберегла. Ведь никого из тех, кого угнали тогда в Германию, мы никог­да больше не видели. Только одну женщину, ее молоденькой девушкой забрали. Она даже в лю­тую жару ходила все время в платье с длинными рукавами. Потом мы узнали, что на запястье у нее был выжжен номер узника. А вокруг шрамы и рубцы - от порезов, ожогов кислотой: так она сводила это клеймо. Но только кожа обгорала, а номер оставался.

- Долго еще дожидались Советской Армии?

- Однажды вечером объявили с утра эва­куацию. Сказали, у кого нет транспорта, будут организованы машины, остальные пойдут пеш­ком. Прибежал сосед, он на конюшне работал. И сказал маме: «Федоровна, я тебя очень прошу, придумай что-нибудь, только не жди машину, идите в общий строй». Почему - не знаю. Но мама поверила ему. Вечером она нарубила кур, посадила нас потрошить. А мы - малые, так и уснули в этих перьях. Мама с соседкой сгово­рились держаться вместе - у той двое детей и нас пятеро. Запрягли они двух коров в тачку, поставили в нее кадушку с провизией. Ничего не знаем - куда идем, зачем, надолго ли. И вот влились в общий поток - три села собрали. Мама повязала платок на груди - там младшенькая, еще одна - Полина, на шее. А нам троим - Марии, Нине и мне - строго-настрого велела держаться за юбку и не отцепляться. Сколько мы шли - не знаю, на ногах мозоли, колючки, пыль, грязь, жара. С одной стороны колонны - лес, с другой объезжают нас кто на подводах, кто верхом. И везде немцы с автоматами и собаками.

Слух прошел, что впереди на железнодорож­ной станции нас ждут четыре эшелона. Кто-то из очевидцев рассказывал, как два дня под­ряд грузили людей - детей в одни теплушки, женщин в другие, мужчин в третьи. Там не передать что творилось - от груди отнимали детей. И нас ожидало то же самое.

Нас все обгоняют, дети маленькие - устали. Я, как ни старалась сестер подтягивать, не по­лучается. Уже у самой сил нет идти. Мама только повторяет: «Оля, следи за малыми, ой, следи за малыми». И вот остались мы со своими коро­вами и тачкой самые последние. Сзади только немцы. И тут они стали натравливать на меня собаку - забавы ради. Собака вцепилась мне в подол, зубами треплет его, от платьишка одни лохмотья остались. А те гогочут. И так несколько раз. В конце концов, мама встала и говорит: «Все, дети, пусть нас убьют, но больше я это терпеть не могу». А сама потихоньку из колеса вытащила гвоздик и спрятала за пазуху. Немцы подошли, подергали-подергали тачку - не едет. И сказа­ли - пусть остаются. Машина сзади поедет, мол, подберет. И так мы остались на дороге - две женщины, семеро детей, две коровы и тачка. Только немцы скрылись из виду, мама вставила гвоздь на место. И решили, что надо не машины дожидаться, а бежать в лес. И рванули мы в этот лесок. Как уж прошли, не знаю, но оказа­лись мы на кукурузном поле. Зашли поглубже, остановились. Женщины говорят: «Вот тут для нас или причал, или смерть». Нарубили листьев кукурузы, поставили как снопы, нас, детей – в этот шалашик. Коровы рухнули от усталости, женщины их так лежачих и подоили. Напоили, накормили нас. Мама села рядом, головки наши положила себе на колени, гладит и го­ворит: «Если что, дочки, расскажите отцу, что я вас хранила, как могла»...

- Как же закончился этот кошмар?

- Ночью бой начался, самый настоящий. Мы оказались на передовой прямо между нашими и немцами. Вот был ужас - снаряды рядом падали и рвались, нас землей засыпало. Самолеты над нами кружили, то и дело вспы­хивали снопы света в черном небе. Помню, мама сказала: «Это наши зенитки бьют». А потом взрыв совсем рядом, мама даже со­знание потеряла ненадолго, очнулась, руками по земле нас ищет, собирает в кучку. Под утро все стихло. Женщины говорят: «Оставаться здесь нельзя. Надо выбираться к своим». Нашли просеку, вышли к каким-то траншеям. А по ним немцы бегут, отступают. Опять мы попали в самое логово. Встали, ждем, что будет. Но были и среди немцев не совсем озверевшие. Сколько-то их остановилось воз­ле нас и только повторяют: «Киндер, киндер». Мама крепко держит нас. А они жестами по­казывают, что помогут нам перебраться через траншеи. Перевели коров, перетащили тачку. И руками машут, туда, мол, идите, к своим. А потом развязали свои рюкзаки и покидали нам несколько банок консервов. Мы пошли дальше. А когда оглянулись, увидели, как эти немцы бегут и поджигают все, что встречается им на пути - стога, кукурузные поля. Ничего после себя не оставили.

Не помню, сколько мы так шли, самых маленьких уже на тачку посадили - еды-то совсем не осталось. Опять ночь наступила. Слышим, какой-то шорох в подсолнухах. Пригляделись - солдаты бегут в плащ-палатках. Мы испугались - опять немцы?! И тут слышим: «Мать, ты куда идешь?! Куда детей тащишь?! Тут передовая, сюда нельзя!» Свои! Солдат была целая лавина, мы стояли на обочине и провожали их глазами. Они спросили, далеко ли немцы, мы им все объ­яснили. Мама говорит командиру: «Я должна детей спасти!» Потом он дал команду, и ла­вина расступилась, пропуская наш «караван». Показали, куда идти до ближайшего села. Женщины только успели выкрикнуть имена своих мужей - не встречались ли где?

Село было недалеко. В каждом доме солдаты, спят на соломе по два часа, сменяя друг друга, потом снова в бой. Едят на ходу. Прожили мы там полтора месяца - сразу нельзя было возвра­щаться: село наше немцы, отступая, заминиро­вали. Потом погрузили нас в машину - и детей, и коров, и тачку, и отвезли в наши Балки. От род­ного села осталось пепелище. Видимо, снаряды в печки закладывали - все дома в щепки раз­несло. Кое-как нашли мы место, где стоял наш дом, - все ведь стало одинаковым. Сохранился подвал, а в нем - целое сокровище - 15 тыкв, которые мама убрала на хранение. Женщины пошли по пепелищу, поискать, может, еще что найдут съестное. Нашли ведро соли. Очень мы рады были. Мама вспомнила, что в ночь перед эвакуацией закопала в огороде сундук с пшени­цей. Стали искать. Выкопали - крышка вся шты­ком истыкана, видимо, искали в огороде схрон какой-то. А у нас богатство-то было - гитара старшей сестры, да мамина швейная машинка «Зингер». Мы ее потом сестрам по наследству передавали. Вот достали сундук, а зерно все с землей смешалось. Но мы и этому рады были! Посадит нас мама за стол, мы сидим, переби­раем зернышки. Так с хлебушком да с молочком были от нашей коровы-кормилицы. А потом она пропала. Ушла пастись и не вернулась, попала в заросший травой окоп. Месяц искали, нашли полуживую. Не выходили.

Тут и люди стали в село возвращаться. Строиться начали. Дождь пройдет - собираем грязь, добавляем в солому и месим нож­ками. Потом сушим эти саманы. Так к зиме выстроили себе халабудку. А самая младшая сестричка умерла от воспаления легких...

- День Победы помните?

- Помню. Собрались все в центре села у ре­продуктора и с замиранием слушали голос Леви­тана: «Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена...» Что тут началось - все целуются, обнимаются, тут же срывают цветы, подбрасывают вверх. После этого стали мы на станцию ходить каждый день - отца встречать. А он все не едет и не едет. Уже и поезд уйдет, а мы все стоим. Тут мама скажет: «А вдруг он нас дома ждет?» - мы бегом! И дома нет...

Как-то днем - в воскресенье - смотрим, через огород мужчина идет в военной форме. Мама замерла и говорит: «Ой, походка-то отца». А с места сдвинуться не может. Мужчина побежал уже и закричал: «Федоровна, ты что, меня не узнаешь?» И тут мама очнулась: «Дети, бегите, ведь это отец наш!» Тогда нам уже легче стало, когда папа вернулся. Тут и школу открыли, сестра работать пошла, мы - учиться.

- Как вы в Коми попали?

- По распределению. Окончила медицин­ское училище. Нам, трем подружкам, дали направление в Коми. Приехали в Вожаель Княжпогостского района. Думали - север, холодно, оделись как можно теплее, несмо­тря на июль. А тут жара! Как могли с подружками держались вместе. Устроили кого в поселок, кого на фельдшерский пункт, а мне «повезло» в зону попасть. Работала с заклю­ченными. Повидала всяких людей... А через некоторое время приехал сюда работать молодой хирург Иван Глущенко. Он родом из Одессы, почти земляк. Познакомились, по­любили друг друга, поженились. Так вместе с ним и прослужили. Дочь Людмилу вырастили.

- А на Родину не тянуло?

- Тянуло так, что уехали мы все-таки на Украи­ну. А через восемь лет муж умер, похоронила его на родине и вернулась в Коми - дочери и внукам помогать. И родителей уже нет, из всех сестер я одна осталась, теперь на редину только могилки навещать езжу. Но я не унываю, несмотря на возраст! В Совете ветеранов УФСИНа во всех мероприятиях участвую, - они молодцы, нас, ветеранов, не забывают. А я запевалой слыву. Видимо, в детстве и в юности не напелась.

- Мы знаем, что вы написали стихотворение о войне. Вы могли бы его прочитать?

- Нас все меньше и меньше

А ведь было нас много…

А ведь было нас столько,

Аж ложилась дорога!

Наши раны болели,

Наши кости белели,

Мы солдатское лихо

Вместе с кожею ели.

Наши роты редели,

Наши души седели,

Смерть погреться ходила

К нам в оконные щели.

Нас все меньше и меньше,

Надвигаются годы,

Мы из той, из двужильной,

Из солдатской породы.

В трудных снах оживая,

Бьет метель фронтовая,

Вся в рубцах и ожогах

Наша память живая…

- Что вы пожелали бы молодому поколению?

- Не играйте, дети, в войну, берегите то, что кажется будет всегда - мирное небо, хлеб на столе, своих родителей.


Пресс-служба УФСИН России по Республике Коми

Поделиться:

Дата последнего обновления: 14.04.2020 12:18

архив новостей

« Январь »
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
26 27 28 29 30 31 1
2 3 4 5 6 7 8
9 10 11 12 13 14 15
16 17 18 19 20 21 22
23 24 25 26 27 28 29
30 31 1 2 3 4 5
  2024 2023 2022  
ИНТЕРНЕТ-ПРИЕМНАЯ Напишите нам электронное письмо

Телефон доверия

Направить сообщение во ФСИН России через Госуслуги
Решаем вместе